Сперанский М.М.

Скачать работу - Сперанский М.М.

Сперанский выдумал учить и стариков, И хочет делать он из мухи пауков. Велик он стал теперь, хотя и сын поповский; Но, к сожалению, в нём разум не отцовский: Громаду света он возомнил переменить, Чтоб в хаосе таком навек себя затмить.

Неизвестный автор. Глава 1. Детство и юность Сперанского. До конца своих дней Михайло Михайлович не знал, что спутником его в рождении был в действительности год 1772-й – биограф установил данный факт лишь спустя десятилетие после смерти Сперанского, - но зато всю жизнь знал своё происхождение, помнил, что он попович, сын сельского священника.

Помнил не потому только, что ему это напоминали, но, прежде всего оттого, что хотел помнить своё простое происхождение, имел к своему прошлому (которым его в аристократическом кругу пытались оскорбить, унизить) постоянную и непонятную для окружающих привязанность. С годами привязанность эта принимала весьма причудливые формы. В пору, когда попович вошёл уже в силу, сделал по гражданской службе завидную и для князя карьеру и имел собственный дом в Петербурге, посетил его как-то один знакомый профессор. Придя к нему в дом поздним вечером, последний был проведён в какую-то каморку, где застал хозяина , стелющего себе постель… на простой лавке. Вдоль неё был разостлан овчинный тулуп, а в головах лежала грязная подушка. “Помилуй, что это значит?” – воскликнул от изумления посетитель. В ответ спокойно прозвучало: “Ныне день моего рождения, и я всегда провожу ночь таким образом, чтоб напоминать себе и своё происхождение, и всё старое время с его нуждою.” Привязанность к своему происхождению и годам, проведёнными в родительском доме, выражалась у Михаила Михайловича также в необыкновенной его почтительности к матери – простой деревенской попадье. Когда в дни наивысшего его взлёта она заявилась к нему повидаться, одетая в простенький балахон и повязанная платком, он при встрече не только не постеснялся окружающих, а по народному русскому обычаю пал перед нею на колени и высказал знаки самой глубокой и трепетной сыновней любви.

Затерянная во Владимирской губернии деревня Черкутино, в которой родился и провёл своё детство М.М. Сперанский, где проживали его родители и родственники, являлась постоянным адресатом его писем, волнений, забот.

Бывало – с годами, правда, реже и реже – заезжал туда и он сам, видный сановник, известный не только в России, но и далеко за её пределами.

Крестьяне – сотоварищи детства его – не могли надивиться замечательной его о них памятливости, уважительному отношению с его стороны, полнейшему отсутствию в нём какого-либо стремления подчеркнуть своё высокое положение. Он же с явной приятностью вспоминал прожитые в Черкутино годы. Отец его, Михайло Васильевич – иерей сельской церкви, высокий ростом, тучный, ко всему, казалось, равнодушный человек – мало уделял внимания своему дому и семье. Все заботы о домашнем быте лежали поэтому целиком и полностью на матери Михайлы Прасковье Фёдоровне – женщине, в отличии от своего мужа, маленькой, худенькой, умной и энергичной.

Доходы простого сельского священника, довольно скромные, не позволяли держать при хозяйстве более одного-двух работников, потому многое из домашней работы Прасковье Фёдоровне приходилось делать самой. С раннего утра и до позднего вечера была она занята хозяйственными делами. Сын же её Михайло, бывший долгое время единственным (лишь позднее у него появятся брат и сестра), рос предоставленным почти целиком самому себе, то есть имел ту самостоятельность, ту свободу, что как воздух необходима для возникновения из маленького человеческого существа большой личности.

Слабому от рождения физически, ему трудно было угнаться за своими сверстниками в их забавах и шалостях.

Оттого почти всё время проводил он в одиночестве или же в общении с дедом Василием, который совсем к тому времени ослеп, но сохранил замечательную память на разные житейские истории, а с нею и способность увлекательно их рассказывать.

Именно от деда своего получил будущий государственный деятель первые сведения об устройстве мира и житии людей в нём.

Избегавший обыкновенных для детского возраста игр маленький Михайло рано выучился читать и чтением книг заменил себе эти игры.

Покинул родительский дом Михайло рано – на восьмом году своей жизни. Около 1780 года отец отвёз его во Владимир, где строил через посредство одного из своих родственников – местного священнослужителя – на учёбу в епархиальную семинарию.Так поповичу была уготована обыкновенная для его наследства стезя. Годы, обучения Михайло Сперанского во Владимирской семинарии, были периодом расцвета последней. Ко времени его поступления в семинарию в практике духовных учебных заведений широкое распространение получили телесные наказания – битьё провинившихся в чём-либо семинаристов розгами, палками, ремнями и т.п.

Неизменным в воспитании русских семинаристов осталось одно – стремление внушить им некий безотчетный страх, преклонение перед официальными властями, выработать автоматизм послушания властям. Летом 1788 г.

Владимирская семинария была объединена с Суздальской и Переяславской семинариями в одно учебное заведение, которое поместили в Суздале. Для Михайлы переезд сюда был не только переменой места жительства – во Владимирской семинарии он обучался в философском классе, в Суздальской же ему предстояло учиться в классе богословия.

Однако долго жить в Суздале Сперанскому не пришлось. В том же году произошли события, в корне изменившие его жизнь.А именно, вскоре отбыли из Суздаля в столицу империи два семинариста с документом, который гласил: “Объявители сего епархиальной моей семинарии студенты школ богословия М. Сперанский, философии Вышеславский, в исполнение присланного из Святейшего Правительственного Синода указа, отправлены в царствующий Санкт-Петербург для продолжения учения в Санкт-Петербургской семинарии”. Внизу документа стояла подпись епископа суздальского Виктора и дата: “декабря 16 дня 1788 года”. Программа Александро-Невской семинарии была составлена с учётом рационалистического и философского духа того времени.

Чрезвычайно интенсивный характер обучения в духовной семинарии вкупе с суровым монашеским воспитанием, безусловно, воздействовал на семинаристов в сторону выработки у них способности к продолжительным и напряжённым умственным затратам. Но тягостная атмосфера духовной семинарии оказывала на личность будущего государственного деятеля значительно меньшее деформирующее воздействие, нежели на личности других семинаристов.

Сперанский-семинарист имел в юности то, чего другие воспитанники семинарий, как правило, в эти годы ещё не имели – он обладал вполне развитым внутренним духовным миром, дававшим определённую автономность его душевным движениям, определённую независимость процессу становления его характера, - духовным миром, сообщавшим ему повышенную сопротивляемость вредным воздействиям господствовавшего в семинарии морального климата.

Научившийся грамоте и с самого начала, много для своего малого возраста проводивший за чтением книг, он с годами читал всё больше и больше. И если во Владимирской семинарии его самообразование являлось беспорядочным, то в Петербурге оно приобрело характер системы: Михайло читал теперь не всё подряд, а по сознательному выбору и притом приноровился делать регулярные выписки из прочитанного. Когда для Сперанского подошло время окончания Петербургской семинарии, ему предложили остаться в ней на преподавательскую работу. 20 Мая 1792 года митрополит Гавриил определил поповича на должность учителя математики Александро-Невской семинарии с годовым жалованьем в 150 рублей ассигнациями. Через три месяца ему было поручено преподавать там ещё и физику с красноречием, а к жалованью присоединили ещё 50 рублей. 8 Апреля 1795 года Михайло был назначен учителем философии и в дополнение к учительской должности – префектом семинарии.

Размер его жалования возрос до 275 рублей. Время преподавательской деятельности в петербургской семинарии было в жизни молодого Сперанского периодом интенсивнейших движений его ума, временем окончательного его духовного созревания. В эти годы он не только много читает и выписывает из прочитанного, но и творит: пишет статьи и научные трактаты, пробует силы в литературе. В журнале “Муза” за 1796 год публикуются его стихотворения – “Весна”, “И моё счастие”, “К дружбе”, “Мысли при колыбели младенца” и другие.

Наиболее значимое из его произведений данного времени – “Правила высшего красноречия” – распространялось в рукописном виде среди семинаристов.(Напечатано оно будет лишь в 1844г). Молодость – пора самой чистой, самой искренней дружбы. В России дружить умели, друзей ценили по-особому. “Друг мой” – так обращался Михайло к Петру Словцову, который, в свою очередь, считал Сперанского лучшим себе другом. Они подружились в Петербургской семинарии – Словцов прибыл сюда из Сибири после окончания епархиальной семинарии в городе Тобольске. По завершении учёбы в Петербурге он вернулся в Тобольск на должность учителя философии и математики в тот самый семинарий, выпускником которой был. Но жизненным путям друзей не раз суждено будет разойтись и пересечься. Когда кто-либо – Сперанский или Словцов – будет на жизненном пути своём вставать перед необходимостью сделать важный выбор, он немедленно будет обращаться за советом к другому: каждый станет другу главным советчиком в запутанных житейских обстоятельствах. Князь А.Б. Куракин для Сперанского был, что называется, “роковым человеком”. Именно через него Михал Михайлович попал в гражданскую службу – главную колею своего жизненного пути. В 1796 г.

Алексею Борисовичу вздумалось приобрести себе домашнего секретаря для ведения переписки на русском языке. На должность эту выбран был молодой преподаватель Александро-Невской семинарии.

Влиятельный вельможа обратился за помощью в подборе секретаря к ректору семинарии, и последний рекомендовал ему Сперанского как наиспособнейшего из всех ему известных молодых людей. В качестве испытания рекомендованному было предложено написать одиннадцать писем, содержание которых обрисовано ему было лишь в самых общих чертах.

Задание это Михайло получил вечером, но к утру все письма лежали уже на столе князя.

Изящный стиль их и быстрота составления восхитили его чиновничью натуру, и судьба Сперанского решилась. В самообразовании своём и размышлениях молодой Сперанский рано вышел за рамки религиозных вопросов и проблем нравственного бытия человека. Будто под действием некоего внутреннего инстинкта попович с необычной для семинариста силой заинтересовался существующим в человеческом обществе механизме властвования, средствами управления людьми. 2 января 1797 г.

Михайло Сперанский был зачислен в канцелярию генерал-прокурора с чином титулярного советника.

Данный чин соответствовал учёному званию магистра с десятилетним стажем, тогда как действительный стаж нашего поповича составлял менее пяти лет.

Впоследствии Сперанский не раз будет горько жаловаться на свою чиновную долю и сожалеть о том, что выбрал её себе. Но тогда, в самый момент выбора и в начале своей чиновничьей службы, он был полон благих надежд. Глава 2 . Восхождение . Карьера Сперанского была в начале своём весьма стремительной. Через три месяца после своего вступления в гражданскую службу, а точнее 5 апреля 1797 г., экспедитор генерал-прокурорской канцелярии титулярный советник М.М. Сперанский получил чин коллежского асессора. Ещё через девять месяцев – 1 января 1798 г. – он сделан был надворным советником.

Спустя двадцать с половиной месяцев – 18 сентября 1799 г. – коллежским советником. Не прошло и трёх месяцев, как он сделался статским советником.

Случилось это 8 декабря того же года. А через девятнадцать месяцев – 9 июля 1801 г. – Михаил Михайлович уже действительный статский советник! Позднейшие биографы Сперанского не могли читать без изумления его формулярный список – всего за четыре с половиной года попович из домашнего секретаря знатного вельможи превратился в видного сановника Российской империи, достигнув чина, соответствовавшего воинскому званию генерала. Но не сама по себе быстрота продвижения по служебной лестнице достойна здесь настоящего удивления (восемнадцатый век знал и более скорые карьеры), удивительно другое – как, каким образом удалось ему столь стремительное восхождение? Едва начавшись, эпоха павловского царствования заимела себе целую серию различных названий. “Называли её, где как требовалось, – вспоминал Ф.П. Лубяновский, – торжественно и громогласно – возрождением; в приятельской беседе, осторожно, вполголоса – царством власти, силы и страха; втайне между четырёх глаз – затмением свыше”. Столь навязчивое проявление свойств собственной личности, настойчивое до абсурда утверждение во всём своего “я”, каково и обнаружил Павел на Российском престоле, вполне позволяют поверить в реальность сказанного о нём Герценом: ”Он, наверное, попал бы в сумасшедший дом, если бы не попал прежде на трон”. Тонкий психолог и глубокий мыслитель, Герцен зашёл в тупик при объяснении поступков этого императора.

Правильно указав, что свирепости Павла не оправдались государственными необходимостями, он остановился в недоумении: “Его деспотизм был бессмысленный, горячечный, ненужный; кого пытал он и ссылал толпами со своим генерал-прокурором Обольяниновым и за что?”. В этой атмосфере, в которой царили сумасбродство императора, самодурство вельмож, эгоизм и раболепие чиновников, протекали первые годы государственной службы Сперанского. У него не было постоянного покровителя среди знатных сановников – обязательного условия быстрого движения вверх по служебной лестнице, поэтому, чтобы сделать успешную карьеру, Михайло должен был поэтому обращать в покровителя каждого нового своего начальника. Для молодого человека, только начинавшего чиновничью жизнь, никакого ещё опыта службы не имевшего, совсем не искушённого в чиновных интригах и секретах угождения начальству это было весьма нелегко.

Однако же факт на лицо: каждый новый начальник Сперанского будто под воздействием гипноза спешно превращался в верного и преданного его покровителя. В дальнейшем фактическое влияние Сперанского на ход государственных дел постоянно будет превышать рамки его должности.

Современники непременно будут выделять в его личности старание и высокие умения приспосабливаться к положениям, характерам, вкусам различных людей, с которыми входил он в соприкосновение.

Источниками данного свойства сочтут обыкновенную угодливость и бесхарактерность. В Сперанском усмотрят качество, прямо противоположное доктринёрству, но не менее пагубное, – отсутствие твёрдости собственных убеждений.

Важным этапом в биографии молодого Сперанского выступают его взаимоотношения с императором Павлом.

Страницу эту, к сожалению, нельзя реставрировать во всей полноте, речь может идти разве что о нескольких обрывках, к тому же плохо между собой совмещающихся. Один из них– свидетельство чиновника Н.С. Ильинского, служившего в рассматриваемое нами время в том же самом ведомстве, что и Михаил Михайлович. Лето 1800 г. Павел I вознамерился провести в Гатчине. При особе своей он повелел находиться в числе прочих лиц также генерал-прокурору Оболянинову.

Последний же, отъезжая в Гатчину прихватил с собой и Сперанского.

Ильинский пишет в своих записках, что будто бы Павел, узнав о прибытии в Гатчину Сперанского, тот час набросился на Оболянинова: “Это что у тебя школьник Сперанский – куракинский, беклешовский? Вон его сейчас!”. Петру Хрисанфовичу стоило больших трудов смерить императорский гнев.

Сохранить поповича при себе ему удалось лишь утверждая, что он, Оболянинов, “держит его в ежовых рукавицах”. Вскоре после этого эпизода Павел прогуливался в гатчинском саду и встретил одного знакомого чиновника с другим, которого не знал. “Это кто с тобою?” – спросил Павел знакомого. “Наш чиновник Сперанский”, – ответил тот. И Павел, по рассказу Ильинского, не сказав ни слова, отвернулся, закинув голову назад и отдуваясь – этот жест был обычным выражением его негодования. В гражданскую службу Сперанский вступил личностью в общих чертах своих уже сформировавшейся. Как-никак, а исполнилось ему к данному моменту 25 лет.

Тягостная для человеческой души атмосфера чиновной службы не могла не сказываться негативно на характере Сперанского.

Каждодневное актёрство во взаимоотношениях с начальниками и сослуживцами, постоянное сдерживание и подавление истинных своих чувств, изображение эмоций, к которым привыкли окружающие и которых они ждали, но каковые были чужды его сердцу, формировало в нём искусственность речи и манер – личину, панцирем ложившуюся на его живую личность. Но кроме существования чиновного (видимого во всём) Михайло имел существование сугубо внутреннее, скрытое от постороннего глаза. Он возвращался из канцелярии домой и целые часы проводил в одиночестве, предаваясь чтению философских книг и размышлению – занятию, которое ещё в семинарских стенах вошло для него в привычку. Это потаённое от окружающих существование и спасало его личность от того омертвения, которым угрожала ей чиновная служба, атмосфера государственных учреждений. И всё же трудно было бы Сперанскому предохранить себя от вредного воздействия окружавшей его обстановки, когда б не явилось ему нечто, в молодости по-особому ожидаемое, но, тем не менее, приходящее всегда неожиданно.

Обрекая героя на чиновную службу, судьба проявила таки к нему своё благоволение и послала ему то, что самой сутью своей предназначено быть подлинным ангелом-хранителем всякой человеческой души от окружающих её мерзостей. Через посредство А.А. Самборского судьба послала Михайле любовь. Во время своего пребывания в Лондоне Андрей Афанасьевич познакомился с одним интересным семейством, младшая из сестёр которого – Элизабет – производила особенно благоприятное впечатление. Летом 1797 г. молодой попович, всего лишь пол года назад вступивший в гражданскую службу приехал в Павловск к начальнику своему Куракину, рядом с которым жил Самборский. На званом обеде у последнего М.М. Сперанский и познакомился с чрезвычайно миловидной девушкой, крёстной дочерью Самборского Элизабет Стивенс. 3 ноября 1798 г. он женился. Эту первую, так мгновенно и ярко вспыхнувшую любовь Сперанский проносит в себе всю свою жизнь. Год спустя она пропитается горечью утраты любимой и на всегда застынет в нём в своём первозданном состоянии. 6 ноября 1799 г.

Элизабет Сперанская, в девичестве Стивенс, умрёт, родив дочь, которую Михайло назовёт в её память Елизаветой. В ночь с 11 на 12 марта 1801 г. император Павел был задушен в собственной резиденции собственными сановниками. В России наступили другие времена. Так уж случилось тогда, что настоящее прощанье с XVIII веком произошло у россиян с уходом из жизни не 1800 года, а императора Павла I и новый век явился россиянам соответственно не с 1801 годом, а с императором Александром. Стал он в России действительно веком преобразований, веком реформ. Глава 3. На пороге славы и несчастья.

Начало царствования Алексадра не могло не казаться прекрасным.

Свобода манер и речей нового императора немедленно передалась его подданным. С самого начала он дал понять окружающим, что дело не ограничится в его царствование одними разговорами. Из близких друзей им был создан так называемый “Негласный комитет”, предназначенный для решения вопросов подготовки реформы “безобразного здания управления империей”. Их величественную цель сформулировал сам Александр – “обуздать деспотизм нашего правительства”. Восшествие на престол Александра I нарушило однообразие чиновничьей службы ММ. Сперанского. 19 марта 1801 г. экспедитор генерал-прокурорской канцелярии статский советник Сперанский получил новое назначение по службе.

Изданным в этот день высочайшим указом ему повелено было состоять статским секретарём при Д.Т. Трощинском, которого Александр I сделал чем-то вроде своего государственного секретаря.

Примерно месяц спустя Сперанский стал ещё и управляющим экспедитором гражданских и духовных дел в канцелярии так называемого “Непременного Совета”, созданного императором вместо собирающегося от случая к случаю “Совета при высочайшем дворе”. Сперанский, обладавший гибким умом, обширными познаниями и к тому же не имевший равных себе в тогдашней России по искусству составления канцелярских бумаг, неизбежно должен был сделаться правой рукой нового своего начальника (Трощинского), что и произошло. 9 июля 1801 г.

Сперанский получил чин действительного статского советника.

Замерший было столбик его карьеры вновь пополз вверх. 8 сентября, одновременно с манифестом о министерствах, вышел и высший указ, который повелевал: “Статс-секретарю Сперанскому быть при министерстве внутренних дел”. Теперь из под его пера выходили и ежегодные отчёты министерства внутренних дел императору Александру. Никто из членов “Негласного комитета” не отличался способностью воплощать политические идеи в конкретные преобразовательные проекты.

Сперанский стал для них, поэтому сущей находкой. Не будь его, очень возможно, что деятельность “Негласного комитета” ограничилась бы одними разговорами и не вылилась бы в какие-либо практические меры.

Непосредственно на заседания аристократов-реформаторов попович не допускался. В течение 1802-1804 гг. из под пера Сперанского вышла целая серия политических записок, часть из которых, как, например, “Записка об устройстве судебных и правительственных учреждений России”, писана была им по заказу, часть – по собственной инициативе.

Главным орудием реформ должен быть законный государь. Народ, по его мнению, всегда имеет в самом себе достаточную силу, чтобы уравновесить силу правительства – “не правительство рождает силы народные, но народ составляет силы его.

Правительство всемощно, когда народ быть таковым ему попускает.”. Время работы Сперанского в министерстве внутренних дел, приходящееся на 1802-1807 гг. составляет в его жизни период, быть может, наиважнейший. Это прелюдия самого захватывающего, самого главного в его жизни – порог его славы и несчастья. На указанные годы попадает последний относительно ровный, гладкий отрезок его жизненного пути. Все дальнейшие усеяны буграми и колдобинами. В 1806г. в жизни Сперанского произошло событие, сыгравшее огромную роль в его последующей судьбе. Часто болевший в тот год В.П. Кочубей решил послать его вместо себя на доклады к государю.

Случай завоевать благорасположение Александра Сперанский имел ещё в правление Павла I , когда ему поручено было в дополнение к основной его должности экспедитора генерал-прокурорской канцелярии также управление канцелярией “Комиссии о снабжении резиденции припасами”, которая возглавлялась молодым цесаревичем. Но тогда Михайло был Александром разве что замечен, не более того. На сей раз, дело обстояло по-другому.

Непосредственные доклады императору давали ему широкую возможность показать себя. И можно сказать уверенно, что данной возможностью он сумел воспользоваться в полной мере.

Сперанский предстал перед Александром I именно таким человеком, в каковом тот нуждался.

Свидетельством этому служит дальнейший ход событий.

Александр стал регулярно давать Сперанскому личные поручения и брать его с собой в различные поездки. 19 октября 1807 г. его величество уволил Сперанского из министерства внутренних дел, сохранив за ним звание статс-секретаря. Этим он сделал ещё один шаг по пути приближения к себе способного чиновника.

Вскоре Александр назначил Сперанского товарищем министерства юстиции и одновременно сделал его главным своим советником в государственных делах.

Сперанский стал приглашаться на обед к императору с императрицей, начиная с 1807 г. Тогда у него было шесть таких приглашений. В следующем же, 1808 г. он приглашался уже двадцать три раза. А в 1809 г. – семьдесят семь раз. В судьбе нашего героя явно наступает новая пора. Глава 4. Сперанский и Александр I . Реформы чинопроизводства, системы управления, социально-политические преобразования. По мере сближения с императором Александром круг деятельности Сперанского всё более расширялся. В конце 1807 г. он был назначен членом “Комитета об усовершенствовании духовных училищ”. В 1808 г., помимо назначения на важную должность товарища министра юстиции, Александр I сделал его членом ещё двух комиссий: составления законов и рассмотрения лифляндских дел. 1809 г. принёс Сперанскому чин тайного советника, должность управляющего комиссией финляндских дел, членство в главном правлении училищ и ряд других должностей и званий. 1 января 1810 г.

Александр I учредил своим манифестом Государственный Совет.

Сперанский получил в этом органе, призванном стать “средоточием всех дел высшего управления”, должность государственного секретаря. В течение трёхлетия – с 1809-го по 1811 г. – Сперанский являлся самым влиятельным среди русских сановников лицом – по существу, вторым после императора человеком в Российской империи. С просьбами об устройстве разных дел к нему вынуждены были обращаться даже члены императорской фамилии.

Однажды великая княгиня Екатерина Павловна попросила Сперанского о награждении чином коллежского асессора Бушмана, секретаря и библиотекаря своего мужа принца Георгия Ольденбургского. И Сперанский – подумать только! – отказал сестре (!) Александра I на том основании, что её просьба противоречит действующему законодательству о гражданском чинопроизводстве.

Воздействие Сперанского на ход государственных дел было в рассматриваемый период почти всеобъемлющим. Оно распространялось на русскую администрацию и суд, финансы и законотворчество, сферу просвещения и культуры, внутреннюю политику и взаимоотношения России с другими государствами.

Сперанский определял, если не прямо, то косвенно, назначения на должности, в том числе и высшие. Когда Александр I поддавшись уговорам своей сестры великой княгини Екатерины, решил в начале 1810 г. назначить на пост министра народного просвещения Н.М. Карамзина, Сперанский отговорил своего императора от данного назначения и предложил сделать историка сначала куратором Московского университета.

Александр согласился, однако Николай Михайлович от кураторства отказался. 11 декабря 1808 г.

Сперанский читал Александру I свою записку “Об усовершенствовании общего народного воспитания”. В начале её говорилось о двух основных средствах, которыми правительство может действовать на народное воспитание.

Первое из них, писал Сперанский, состоит “в доставлении способов к просвещению”, в устройстве учебных заведений и библиотек.

Второе – “в побуждениях и некоторой моральной необходимости общего образования”. В дальнейшем содержании записка превращалась в записку о чинах.

Сперанский предлагал ликвидировать их. По его мнению, “чины не могут быть признаны установлением для государства ни нужным, ни полезным”, они порождают злоупотребления, “развращают дух народный”, “смешивают и ставят наравне людей просвещённых с невеждами”, позволяют занимать высшие должности не по уму и способностям, а “одним порядком службы”, то есть по выслуге лет. В дополнение к названной записке в тот же день, 11 декабря 1808 г., Сперанским был представлен государю ещё один документ – “Предварительные правила для специального Лицея”, – где речь шла о принципах обучения и воспитания в будущем Царскосельском лицее (учебном заведении, предназначавшемся для подготовки чиновников центральных ведомств). В июле 1809 г. император ехал с Каменного острова в Петергоф, карета опрокинулась, и он серьёзно повредил себе ногу.

Несколько недель ему пришлось провести в одной из комнат Петергофского дворца. Этим своеобразным отпуском Александра I и воспользовался Сперанский для того, что бы побудить его осуществить реформу чинопроизводства. Во время визитов к государю был выработан окончательный текст указа Сенату о новых правилах производства в чины по гражданской службе. 6 августа 1809 г. указ был опубликован.

Согласно ему, чин коллежского асессора могли получить только те чиновники, которые имели на руках свидетельство о успешном окончании курса обучения в одном из российских университетов или выдержали экзамены по специальной программе, включавшей проверку знаний русского языка и одного из иностранных, усвоения естественного права, римского, гражданского и уголовного права, всеобщей и русской истории, государственной экономии, арифметики, геометрии, физики, географии и статистики России. В конце 1808 г.

Александр I поручил Сперанскому составить общий план преобразования общественно-политического строя России.

Данной работой Михайло Михайлович занимался почти целый год и закончил её к началу октября 1809 г.

Созданному плану реформ он дал многообещающее название – “Введение к Уложению государственных законов”. В нём он заявлял: “Общий предмет преобразования состоит в том, чтоб правление, доселе самодержавное, постановить и учредить на неприменяемом законе”. Провозгласив данную цель, он отметил далее, что достигнуть её можно двумя способами: первый заключается в том, чтобы облечь самодержавие внешними формами закона, сохраняя под ними прежнюю его силу и пределы власти.

Второй же состоит в том, чтобы, помимо преданию самодержавию внешних форм закона, “ограничить его внутреннюю и существенною силою установлений”, то есть основать правление на законе “не словами, но самим делом”. Содержание “Введения к Уложению государственных законов” не оставляет сомнений в том, что именно второй способ ограничения самодержавия входил в подлинное намерение Сперанского.

Михайло Михайлович полагал, что для осуществления его необходимо изменить порядок, при котором законодательная, исполнительная и судебная функции целиком и полностью сосредоточиваются в руках государя.

Поэтому в проекте преобразования государственного строя России он предусмотрел создание трёх коллегиальных органов-сословий: Государственной думы, которой вверялось бы законодательство, Сената, которому вверялся бы суд и который воплощал бы собой “верховное судилище империи”, и, наконец, министерства, на которое возлагалось бы управление.

Самодержавная власть при таком устройстве могла иметь довольно большую силу, однако, это была бы уже не прежняя абсолютная власть. В самом деле, в порядке законодательном хотя и предусматривалось утверждение законов, одобренных Думой, лично императором, но при этом оговаривалось, что “никакой новый закон не может быть издан без уважения Думы.

Установление новых податей, налогов и повинностей утверждаются в Думе”. В порядке исполнительном хотя и предполагалось, что все уставы и учреждения восприемлют силу и действие от утверждения самодержавной власти, но при этом устанавливалось, что министры будут ответственны перед законодательным сословием, члены которого получат право требовать от них в положенные сроки соответствующих отчётов, а также предъявлять в их адрес обвинения. В осуществлении судебной функции действие императорской власти также ограничивалось лишь актом утверждения. В данной сфере император должен был утверждать судей, чьё избрание возлагалось на тех лиц, для которых устанавливался суд. Что касается ответственности судей, то здесь действие самодержавной власти ограничивалось лишь надзором за единообразием судебных обрядов, по существу же дела судьи несли ответственность исключительно перед законодательной властью.

Подобное устройство ограничивало самовластье в русском обществе. Но такое ограничение вполне допускалось Александром I , оно в определённом смысле было даже целью его.

Ограничение императорской власти сопровождалось здесь одновременным ограничением произвола бюрократии, упорядочением сложного механизма управления империей. Но последовательное проведение указанной мысли вело далее простого ограничения самодержавной власти.

Предложив расчленение всей системы управления на три части: законодательную, исполнительную и судебную, - наш реформатор согласился с тем, что названные части должны соединяться в державной власти, “яко в первом и верховном их начале”. Остановись он на этом, он не вышел бы за рамки идеё 1801 г. – замыслов “Негласного комитета”; в наличии оказывалось бы, конечно, определённое ограничение деспотизма императорской власти, но на лицо было бы и его сохранение.

Неограниченность власти российского самодержца, доходившая до деспотизма, коренилась не только в социально-классовой структуре русского общества, но и в характере сложившейся организации управления.

Главной отличительной чертой административной системы России являлась заложенная в ней (как сознательными действиями правителей, так и стихийным стечением обстоятельств) анархия.

Вместе с “Введением к Уложению государственных законов” Сперанский представил Александру I проект и самого этого уложения под названием “Краткое начертание государственного образования”, а также “Общее обозрение всех преобразований и распределение их по временам”. Он, судя по всему, был полон самых радужных надежд на осуществление своих реформаторских замыслов.

Начало привидения общего плана государственного преобразования в действие назначалось им на 1 января 1810 г. Тогда же намечалось приступить к устройству судной части и окончить её к 1 сентября 1810 г. К началу 1811 г. был подготовлен проект преобразования Сената.

Сперанский предложил отделить его судебную функцию от административной, образовав два Сената – правительственный и судебный. По причине ли особенной застойности русской общественной жизни иль под впечатлением незабвенных реформаторских деяний Петра Великого укоренилась в характере русской знати привычка смотреть на всякую реформу как на революцию. Любых реформ в обществе русские вельможи и в том даже случае, если ничегошеньки не знали конкретного о содержании и смысле их, боялись, боялись так, как боятся обыкновенного стука в дверь, каждого шороха у своего жилища мелкие казнокрады. Когда на место “Негласного комитета” встал Сперанский и облечённый доверием государя приступил к разработке проектов коренных преобразований, прежняя боязнь реформ превратилась у них прямо-таки в панический страх.

Негативную реакцию неизбежно вызвали к себе и те преобразования, которые Сперанский осуществлял в области финансов.

Повышение размеров податей и пошлин, обложение налогом дворянства значительно расширяли круг его недоброжелателей. К концу 1810 г. атмосфера всеобщего недовольства окутала всю государственную деятельность нашего реформатора. В каждой брошенной им фразе, в каждом шаге его усматривали злой умысел, скрытое намерение причинить вред.

Разработка Сперанским проектов социально-политических преобразований совершалась в тайне от общества, и это ещё более усугубляло его положение.

Отсутствие сколь-нибудь определённых сведений о предполагаемых реформах не давало передовой части общества – людям, заинтересованным в перемене к лучшему, - возможности выступить активно в поддержку реформ и защиту реформатора, и это облегчало задачу его противников. В обстановке искусственно созданной вокруг реформ таинственности слух, сплетня, интрига становились острым оружием в борьбе с неугодным реформатором. В свете всего этого вполне понятным становится тот факт, что реформы Сперанского, дававшие простор всему талантливому и образованному в русском обществе и подрывавшие позиции бездарностей и невежд, были восприняты последними, составляющими основную массу чиновничества, в качестве покушения на самые устои государства, а сам реформатор стал изображаться человеком, поставившим своей целью подрыв самодержавной власти.

Сперанский просит Александра I отстранить его от должности госсекретаря и управления финляндскими делами и сохранить за ним лишь один пост директора комиссии законов.

Столкнувшись при осуществлении плана государственных преобразований с яростным сопротивлением, открытой враждебностью со стороны аристократов и чиновников, Сперанский, таким образом, не нашёл для их преодоления иного средства, как обратиться за поддержкой к своему патрону –императору Александру.

Просьбу своего госсека об отставке Александр не удовлетворил.

Сперанский продолжал работать над проектами гос. реформ с той же энергией, что и прежде.

Дальнейшее течение дел и времени приносило Сперанскому всё новых и новых недоброжелателей. К лету 1811 г. холодная атмосфера недоброжелателей вокруг Сперанского стала почти беспросветной. К нему охладели даже те, кого он считал своими приятелями, кто часто посещал его дом. Глава 5. Падение и повторное восхождение. Сила врагов Сперанского – людей, составлявших против него настоящий заговор, заключалась так же в их хладнокровном расчёте. Так было, в частности, с поступившим к Александру I известием о том, что Сперанский принадлежит к тайному союзу иллюминатов и является главой этого якобы революционного масонства в России. В конце сентября 1811 г.

Армфельд и Балашов осуществили одну из самых хитроумных своих акций против Сперанского. Через посредство статс-секретаря Госсовета Магницкого интриганы обратились к реформатору с просьбой о встрече.

Михайло Михайлович ответил согласием, и встреча состоялась. На ней Армфельд с Балашовым предложили своему противнику учредить объединённый с ними секретный комитет для управления всеми гос. делами.

Сперанский сразу же отказался от участия в таком мероприятии, сказав при этом: “Упаси Боже, вы не знаете государя, он увидит тут прикосновение к своим правам и нам всем может быть худо”. О предложении шведского барона и русского министра он сообщил Магницкому, и тот дал совет немедленно рассказать обо всём государю. Но Сперанский заявил, что не сделает этого, так как подобный поступок был бы “подлою интригою с его стороны”. Иначе поступили Армфельд и Балашов.

Естественно, что инициатором предложения создать секретный комитет был выставлен Сперанский. К началу 1812 г. русский госсекретарь завершил в основном разработку стратегии подготовки России к войне с Францией.

Александр же в это время всё еще сомневался в неизбежности данной войны. И Сперанскому вновь и вновь приходилось убеждать своего императора в том, что ход событий неминуемо влечёт обе страны к военному столкновению друг с другом. В записке “О вероятностях войны с Францией после Тильзитского мира”, поданной в начале 1812 г. его величеству, Михайло Михайлович рассмотрел сложившееся положение России и Франции на международной арене, состояние их взаимоотношений и, исходя их фактов, сделал категорический вывод о том, что войну можно лишь отдалить, но никоим образом “нельзя отвратить её на долгое время”. По его словам, “Тильзитский мир по существу своему есть мир невозможный, не потому, чтоб Россия не могла выдержать торговых его последствий, но потому, что она не может никогда представить Франции достаточного ручательства в точном его сохранении.

Следовательно, удаляя войну, должно, однако же, непрестанно к ней готовиться.

Должно готовиться не умножением войск, которое всегда опасно, но расширением арсеналов, запасов, денег, крепостей и воинских образований”. Предостережения Сперанского о неизбежности войны с Францией, его настойчивые призывы готовиться к этой войне, конкретные и разумные советы о том, как это делать, не давали Александру I ни малейших оснований для сомнений в преданности его России.

Напротив того, поведение госсекретаря говорило скорее о его искреннем желании блага своей стране. Мысль императора работала поэтому совсем в другом направлении, нежели то, каковое задавали ей внушения интриганов – противников реформатора. Не помышляя об измене Сперанского отечеству, Александр всё более склонялся к мнению об измене госсекретаря ему, российскому самодержцу. Как-то – было это в самом начале 1812 г. – Александр в разговоре со Сперанским о предстоявшей войне спросил у него совета, участвовать ли в ней лично ему, российскому императору.

Михайло Михайлович обрисовал всё то сложное положение, в каковом окажется в случае войны Россия, описал военные таланты Наполеона и предложил государю воздержаться от личного участия в войне, но, собрав Государственную думу, предоставить вести войну ей.

Спустя несколько дней после упомянутого разговора Я. де Санглену довелось слышать, как возмущался Александр этим вполне разумным советом Сперанского: “Что же я такое? – Нуль! Из этого я вижу, что он подкапывается под самодержавие, которое я обязан вполне передать наследникам моим”. К концу 1811 г.

Александр стал, видимо, понимать, что степень информированности Сперанского далеко выходит за пределы, допускаемые его должностью госсекретаря.

Сперанский обнаруживал в своих записках к императору и личных с ним беседах столь обширную осведомлённость о разных обстоятельствах внутренней и внешней политической жизни России, что невольно внушал ему сомнение в том, кто же действительно правит империей – он, российский государь, или вознесённый им на вершину власти и допущенный в царский дворец выскочка-попович? Это появившееся в душе Александра подозрение, что в лице Сперанского радом с ним, законным государем-самодержцем, появился госсекретарь-самодержец, с течением времени неизбежно получало всё новую пищу.

Сперанский всё более брал на себя подготовку к ведению войны с Францией, усиленно занимался финансовым обеспечением этой войны. Он старался следить за малейшими переменами на международной арене и в развитии русско-французских отношений. Через своих людей в министерстве иностранных дел госсекретарь сумел получить доступ к секретным документам, даже к тем из них, знакомство с которыми составляло исключительную прерогативу государя. При начале войны с Наполеоном роль Сперанского в управлении Российской империей неизбежно возросла бы до огромной степени. Сам Михайло Михайлович, во всяком случае, к этой своей высокой роли, пожалуй, сознательно готовился. Быть главным организатором победы над врагом, стремившимся покорить его отечество, да ещё над каким врагом – гениальным Наполеоном! – бать спасителем отечества, что для него могло быть славнее этой роли. А у кого слава, у того и влияние. Но всё это понимал и Александр.

Высказанное ему Сперанским в начале 1812 г. предложение собрать Государственную думу и поручить вести войну ей, прежде всего, конечно, ущемляло личное самолюбие его величества. Но вместе с тем реакция его на данное предложение, зафиксированная в воспоминаниях де Санглена, показывает, что в нём появилось явное опасение того, как бы царственную его персону совсем не отстранили в ходе войны от власти. Как бы то ни было в декабре 1811 г. в отношении Александра к Сперанскому наметился явный перелом. 1 января 1812 г.

Сперанский получил от императора очередную награду – Александрийскую ленту. Но в сложившейся к тому времени ситуации, награждение это не было признаком государева благоявления, а являлось скорее плохим предзнаменованием.

Александр имел обыкновение награждать тех, кого собирался отправить в отставку. По инерции Сперанский продолжал работать с прежней интенсивностью. Но император уже не звал его к себе как прежде, по любому случаю, а постепенно и вовсе перестал звать.

События неумолимо шли к окончанию развязки. Нет для русского чиновника худшего несчастья, чем удаление со службы. Решив обойтись при высылке реформатора без официального указа, Александр I распорядился тем не менее сообщить нижегородскому губернатору Руновскому, что “императору благоугодно, дабы тайному советнику Сперанскому во время пребывания его в Нижнем Новгороде оказываема была всякая пристойность по его чину”. Что переживал в это время, когда происходили описанные события Сперанский, можно только гадать.

Вскоре его выслали. 31 Августа 1814 г. – в день, когда вышел манифест об окончании войны с Наполеоном, - императором Александром было объявлено повеление удовлетворить просьбу Сперанского и, тем самым, предписано ехать на житьё в Великополье (деревня Сперанского). Спустя некоторое время после прибытия Сперанского в свою деревню сюда прибыла его дочь Елизавета. Время, проведённое в Великополье, Сперанский будет считать лучшим временем своей жизни. Через некоторое время Сперанского навестил Аракчеев. Когда Сперанский обратился к нему с просьбой походатайствовать за него перед государем с тем, чтобы тот определил его на службу и дал должность, Аракчеев согласился. По старой привычке или по новой самоуверенности Михайло Михайлович приложил к просьбе проект указа: “… ныне, по подробном рассмотрении, находя донесении сии недоказанными. Его Величество соизволяет его употребить паки на службу…”. Результатом данного ходатайства стал указ от 30 августа 1816 г., согласно которому уволенный со службы без всякого указа Сперанский вновь принимался на службу и назначался Пензенским губернатором. Но текст указа существенно отличался от проекта, составленным Сперанским.

Согласно ему назначение опального сановника пензенской губернии сделано было лишь для того, чтобы дать ему способ “усердною службою очистить себя в полной мере”. 1 октября 1816 г. наш герой был уже в Пензе. Так произошло его возвращение к власти и государственной деятельности.

Приехав в Пензу, Сперанский немедленно занялся наведением порядка в делопроизводстве, страшно запущенном при прежних губернаторах, постарался быстро разрешить годами тянувшиеся тяжбы, развернул активную борьбу со злоупотреблениями чиновников.

Аппарат управления губернией новый пензенский губернатор обновил за короткое время почти полностью.

Сперанский как будто возвратился на круги своя. В нём просыпался, казалось, прежний реформатор.

Пребывая на посту пензенской губернии, Сперанский активно ищет подходы к императору. За время, прошедшее с 17 марта 1812 г., он послал Его Величеству десятка два писем и ни на одно из них не удостоился его личного ответа.

Отвечал Балашов, Аракчеев, но не сам Александр. И всё же в период своего пензенского губернаторства Сперанский добился того, что государь проявил к нему благосклонность.

Рескрипт о назначении Сперанского генерал-губернатором Сибири был подписан Александром I 22 марта 1819 г. “Михайло Михайлович! – обращался он к своему бывшему государственному секретарю – Более трёх лет протекло с того времени, как, призвав вас к новому служению, вверил Я вам управление Пензенскою губерниею.

Открыв, таким образом, дарованиям вашим новый путь соделаться полезным отечеству не преставал Я помыслять о способе, могущим изгладить из общих понятий прискорбные происшествия, последовавшие с вами в 1812 г. и столь тягостные моему сердцу, привыкшему в вас видеть одного из приближённых к себе…”. 7 мая 1819 г.

Сперанский отбыл из Пензы в Сибирь.

Реакция Сперанского на новое назначение оказалась не такой, каковой можно было бы от него ждать.

Поручение ему искоренить злоупотребление чиновников сибирской администрации и подготовить после этого проект реформы управления Сибирью не вызвало в нём никакого энтузиазма. С приездом в Томск Михайло Михайлович впервые соприкоснулся с безобразиями сибирского управления в их подлинном масштабе. При ревизии Томской губернской администрации он не нашёл ни одного чиновника, не берущего взяток. Ему пришлось даже вывести дела по взяткам из разряда уголовных и отнести их к гражданским делам, распорядившись закрывать их в тех случаях, когда взяточники возвращали деньги, полученные в качестве взятки. В заключении своей деятельности в Сибири Сперанский составил целый ряд проектов по преобразованию управления этим обширным краем.

Содержание их производит впечатление, что вышли они из-под равнодушного, холодного пера. В конце января 1820 г.

Сперанский направил императору Александру краткий отчёт о своей деятельности, где заявил, что сможет окончить все дела к маю месяцу, после чего пребывание его в Сибири “не будет иметь цели”, а по соображениям общественного интереса представит даже вред, поскольку он, новый генерал-губернатор, успел пробудить у местного населения надежды к лучшему, но не смог здесь в Сибири приискать людей, способных эти надежды исполнить. В самый момент приезда Сперанского в Петербург – это было 22 марта 1821 г. – российский император находился на международном конгрессе в Лайбехе.

Возвратился он оттуда лишь 26 мая, а бывшего своего госсекретаря принял спустя ещё две недели – 6 июня. 17 июня 1821 г. состоялся императорский указ о назначении Сперанского членом Государственного совета (по департаменту законов). 5 августа текущего года Александр I пожаловал нашему герою 3486 десятин земли в пензенской области, а 15 октября дочери его было даровано звание фрейлины.

Добавим к этому то, что император принял многие предложения Сперанского по реорганизации управления Сибирью, на что Михаил Михайлович не особо по началу надеялся. В ноябре стало известно о смертельно опасной болезни императора. У власти вскоре оказался Николай I . Глава 6. Сперанский и Николай I . События декабря 1825 г.

Завершение карьеры и жизненного пути.

Затеяв процесс по делу декабристов, Николай I столкнулся с острой проблемой: ему оказались необходимы не просто исполнители его воли, но образованные, сведущие в законодательстве люди. Для Следственного комитета такое лицо нашлось – задачу оформления следственных дел взял на себя способный чиновник А.Д. Боровков.

Оставалось найти человека, который бы мог оформить судебные дела декабристов, - задача несравненно сложнее первой. Есть основания полагать, что на эту роль Николай I с самого начала планировал Сперанского. Он поручил ему написать Манифест о событиях 14 декабря 1825 г.

Спустя же месяц, в январе 1826 г., Николай I направил на редакцию к Сперанскому проект Манифеста об учреждении суда над декабристами.

Возвращая императору отредактированный проект, Сперанский приложил к нему записку, в которой убеждал его “отложить сей проект до того времени, как дело дозреет до суда”. Сам Сперанский, как видим, охотно пошёл на сотрудничество с Николаем I в деле расправы над декабристами: он не просто исполнил возложенное на него императором поручение, но проявил при этом инициативу.

Думается, это не случайно. С Николаем I наш герой связывал свои надежды на новое возвышение. А время Михал Михайлович в то время совсем не предполагал, что его отношения с императором Николаем окажутся не намного проще тех, что были с императором Александром. К допросам декабристов Следственный комитет приступил 23 декабря. И именно с этого дня в показаниях подследственных замелькало имя Сперанского.

Подпоручик А.Н. Андреев сказал на допросе генерал-адъютанту Левашову: “Надежда общества была основана на пособии Совета и Сената, и мне называли членов первого – господ Мордвинова и Сперанского, готовых воспользоваться случаем, буде мы оный изыщем.

Господин же Рылеев уверял меня, что сии государственные члены извещены о нашем обществе и намерении и оное одабривают”. Впоследствии на очной ставке с Рылеевым Андреев откажется от этих слов, но глаз следствия на Сперанского был уже положен. 24 декабря имя нашего героя фигурировало в показаниях Рылеева. На следующий день о нём говорил Каховский, затем – Трубецкой. 30 декабря состоялось 14-е заседание “Тайного комитета”. Журнал этого заседания среди разного рода сведений отразил следующее: “Допрашиваем был лейб-гвардии Гренадерского полка поручик Сутгоф, который, между прочим, показал, будто Каховский сказал ему, что Батенков связывает общество с Сперанским и что генерал Ермолов знает об обществе”. 2 января Батенкова спросили, что он может сказать по поводу данных показаний Сутгофа.

Гавриил Степанович ответил: “Чтобы я связывал общество с господином Сперанским и чтоб оно было с ним чрез меня в сношении – сие есть такая клевета, к которой ни малейшего повода и придумать я не могу… С г.

Сперанским, как с начальником моим и благодетелем, я никогда не осмеливался рассуждать ни о чём, выходящем из круга служебных или семейных дел”. Во время допросов арестованных Следственному комитету удалось установить, что Сперанский планировался декабристами, наряду с Мордвиновым, в состав Временного правительства. 4-го января Рылеев прямо заявил следователям: “Признаюсь, я думал, что Сперанский не откажется занять место во временном правительстве. Это основывал я на его любви к отечеству и на словах Батенкова, который мне однажды сказал: “Во временное правительство надо назначить людей известных.” И когда я ему на это сказал, что мы думаем назначить Мордвинова и Сперанского, то он сказал: “Хорошо”. Декабрист М.Ф. Митьков также показал на допросе, что “неоднократно слышал, что общество считало на подпору г-на Мордвинова и Сперанского.” До нас материалы секретного следствия по связям перечисленных сановников с декабристами не дошли.

Возможно, они затерялись в архивах. Но вероятнее всего, считают историки, Николай I распорядился уничтожить их.

Вопрос о причастности Сперанского к декабристскому заговору остаётся поэтому открытым.

Фактов, которые позволили бы точно определить степень этой причастности, историки не имеют. С полной определённостью можно утверждать лишь две вещи: первое, что Сперанский знал о существовании тайного общества и готовящемся заговоре, и второе, что заговорщики предполагали включить его в состав Временного революционного правительства. На окружающих Сперанский производил впечатление процветающего бюрократа, причём особенно в тот период своей жизни, который мы сейчас описываем. В самом деле император Николай I глубоко ценил его, часто с ним советовался.

Николавеский министр государственных имуществ П.Д. Киселёв вспоминал, как однажды – было это 17 февраля 1836 г. – он пришёл к императору за советом по вопросам устройства быта казённых крестьян и тот сказал ему: “Повидайся с Сперанским. Я ему говорил о моих намерениях и прошу тебя сообразить всё это с ним, дабы представить мне общее ваше предложение об устройстве дела”. Это новое возвышение Сперанского в 30-е годы XIX века имело под собой прочное объективное основание.

Николай I принуждён был решать значительно более сложные проблемы, нежели те, которые вставали перед его предшественниками.

Заложенные Петром I политические и экономические структуры в его время окончательно изживали себя и требовали замены. С другой стороны. В условиях небывало возросшей в своеё численности бюрократии самодержцу было на много труднее, нежели прежде, осуществлять ту или иную политическую линию и тем более менять направление своей внутренней политики.

Именно на Сперанского Николай I возложил функцию составителя проектов законов и инструкций.

Именно к нему обращался император в том случае, если для принятия решения требовались специальные знания. Так, по поручению его величества Сперанский пишет, к примеру, “Заметки по организации судебной системы в России” (1827 г.), “Записку о причине убыточности Нерчинских заводов и мерах по улучшению их положения” (1827 г.), записку и проект “Положения о порядке производства в чины” (1830 г.), “Проект учреждения уездного управления” (1830 г.), “Записку об устройстве городов” (1830 г.), “Проект учреждения для управления губерний” (1831 г.), “Замечания на проект Ф.А. Герстнера о строительстве железных дорог” (1830 г.), “Проект рескрипта министру народного просвещения о проекте устава гимназий и уездных училищ” (1837 г.). Именно Сперанскому Николай I поручил такое важное дело, как составление “Свода законов Российской империи”. Впоследствии биографы Сперанского назовут это его дело главным подвигом его жизни. И действительно, созданием “Свода” наш герой завершил труд почти полутора веков русской истории, увенчал многочисленные попытки систематизировать российское законодательство, регулярно принимавшиеся начиная с времени Петра I . Первую свою задачу – собрать воедино акты российского законодательства – он выполнил менее чем за четыре года. 21 января 1830 г.

Сперанский обратился к императору Николаю I с запиской: “Освободясь от болезни, имею счастие вашему императорскому величеству донести, что труды в течение минувшего года оконченные, изготовлены к поднесению их на высочайшее усмотрение, когда повелеть будет угодно”. Речь здесь шла о 45-томном “Полном собрании законов Российской империи”. Ещё через три года на основе последнего был изготовлен и 15-томный “Свод законов”. Все трудившиеся над составлением свода чиновники были щедро награждены. “Звёзды, чины, аренды и деньги посыпались как град на этих людей, - вспоминал А.В. Никитенко. – Чиновники в страшном волнении: “да как, да за что, да почему?” и проч. и проч.” Сперанский получил орден Св.

Андрея, а спустя некоторое время деньги в размере 10 000 ежегодной выплаты в течение 12 лет. Но лучшим выражением благодарности и благоволения Николая I стал поступок его величества на специальном заседании Государственного совета 19 января 1833 г., посвящённом обнародованию составленного “Свода”. В конце данного заседания Николай позвал к себе Сперанского и в присутствии всех членов совета снял с себя Андреевскую звезду и надел на него, демонстративно горячо при этом обняв. По воле Александра II эта сцена была изображена барельефом на пьедестале памятника Николаю I . 1838 г. принёс Сперанскому небывалую прежде усталость и равнодушие к себе и делам. В последующие дни физическое состояние Сперанского ухудшилось настолько, что видавшие его стали предполагать скорую его смерть.

Император Николай по два раза на дню справлялся о его болезни. А в один из дней, получив очередное известие, он призвал к себе князя Васильчикова и отдал ему распоряжение опечатать по смерти Сперанского его кабинет со всеми там находящимися бумагами. С конца ноября 1838 г. болезнь Сперанского пошла на убыль. Михал Михайлович стал явно поправляться. В канун Нового года его навестил сам император, да притом дважды – 23 и 27 декабря. В первый день Нового года Николай I присвоил Сперанскому графское достоинство.

Почесть эту Михайло Михайлович принял совсем радушно: “Государь хотел обрадовать моих друзей” – сказал он, узнав о своём графстве. В графах наш герой прожил ровно 41 день. Весь январь Сперанский работал, невзирая на мольбы дочери позаботиться о своём здоровье. 7 февраля в Петербурге выдалась на редкость скверная погода. Но именно в этот день Михайло Михайлович вздумал совершить прогулку.

Напрасно отговаривали его от данной затеи: он ушёл из дому и, довольно долго ходив на ветру, сумел, конечно, простудиться.

Вследствие простуды затаившаяся в нём болезнь восстала с новой силой. 8 февраля Сперанский лёг в постель и больше не встал с неё. Поутру 11 февраля 1839 г. сердце его прекратило своё биение.

Список литературы: Гении зла и блага. / Журнал “Родина” №7, 1995г.

История России XIX – начала XX в.

Учебник для исторических факультетов университетов. / Под ред. В.А. Фёдорова М: Издательство ЗЕРЦАЛО, 1998 – 752с.

Томсинов В.А. Светило российской бюрократии. М:1991г.

оценка стоимости ценных бумаг в Липецке
оценка аренды земли в Белгороде
оценка аренды земельных участков в Смоленске